Он воззрился на Мину, которая в этот момент дрожащими руками меняла раненому повязки. Да, теперь он больше не сомневался. Солдат ее знает. Так же как и Тарле. Но откуда Тарле мог знать мать Мины, какую-то цыганку? Ведь Тарле уже много лет не жил в Фолкхэм-хаузе к тому времени, когда, По словам Мины, они приехали в Лидгейт. И все же солдат явно имел в виду, что Тарле был близко знаком с матерью Мины. Он даже намекнул, что Тарле и Мина… Одна мысль об этом причинила ему нестерпимую боль. У Гаретта мучительно сжалось сердце.
Солдат упомянул какие-то ее неблаговидные дела. Но вот только действовала она ради Тарле или против него? Как бы хотелось Гаретту задать солдату кое-какие вопросы, прежде чем Мина усыпила его. Необъяснимая ярость и горечь разъедали ему душу. Ну почему раненый заговорил именно о том, о чем Гаретт вообще ничего не хотел слышать?
К сожалению, теперь он не мог относиться к словам солдата как к бреду. Среди полной бессмыслицы об ангелах раненый сказал достаточно много правды. И было видно, что Мине очень хотелось, чтобы он замолчал. Гаретт должен узнать правду. Если только у нее имеются какие-то связи с Тарле, она может оказаться гораздо более опасной, чем он мог даже вообразить вначале. Готовя ловушку для своего дяди, Гаретт не мог допустить, чтобы она сообщала Тарле о каждом его шаге.
Он с такой силой сжал кулаки, что ногти больно впились в ладони, несколько приведя его в чувство. Он внимательно изучал ее лицо, и хотя она не могла не почувствовать на себе его взгляд, девушка не подняла на него глаз. Он понимал, что она что-то скрывает и боится, что раненый может раскрыть ее тайну. Но какую? Чего она так боится? Он должен все выяснить!
Во что бы то ни стало он выяснит, кто она такая. И на этот раз он добьется своего. Теперь-то он заставит свою хитрую, скрытную цыганочку сказать ему правду!
Обрабатывая открывшиеся раны под неусыпным оком графа, который, казалось, готов был прожечь ее своим взглядом, Мэриан на чем свет стоит мысленно ругала себя за свою беспросветную глупость. Ну надо же было так попасться. Ведь она слышала, что раненый солдат был шпионом Тарле, и не подумала, что он вполне может ее узнать.
Ну почему ей так не везет! Как глупо получилось! Ведь когда сэр Питни пытался заставить ее отца продать ему Фолкхэм-хауз, его люди шныряли здесь повсюду, распространяя лживые, подлые слухи, что ее мать — ведьма. Любому из людей, работавших на сэра Питни, за последние несколько лет, без сомнения, многое было известно о ее матери, особенно после гнусных интриг самого Тарле.
Каким-то образом он выведал, что Дантела — цыганка, и принялся рассказывать об этом направо и налево. Мэриан живо вспомнила, какое волнение и шум вызвали эти россказни среди жителей Лидгейта. Однако сэр Питни вскоре обнаружил, что окрестные жители не стали от этого хуже относиться к ее родителям, которых все уважали и любили, а, напротив, возненавидели его самого еще сильнее. Они припомнили ему, что за тот короткий срок, что сэр Питни жил здесь как владелец поместья и земель Фолкхэмов, он проявил себя как грубый, безжалостный человек. Он совершенно не заботился об интересах своих арендаторов, стремясь обобрать их до последней нитки. Поэтому, когда он появился здесь со своими нелепыми обвинениями в адрес Дантелы, жители Лидгейта и окрестных деревень горой встали за семью Винчелси.
И вот теперь Мэриан с горечью думала, что спустя два года после того, как он начал распространять свою ложь, Тарле наконец был очень близок к своей цели — окончательно погубить жизнь последнего члена ненавистного ему семейства. Слова солдата не могли не вызвать множества вопросов у графа о том, кто же она такая. У нее было одно весьма слабое утешение, что солдат не успел назвать ее настоящее имя.
Внезапно ее прошиб холодный пот. Что мог подумать Гаретт, услышав заявление раненого о том, что она умерла? Стоит только ему догадаться, что…
Она вся дрожала, перевязывая открывшиеся раны солдата. «О Господи, ну зачем ты позволил графу так много услышать?» — думала она в отчаянии. Почему он не мог прийти в себя, когда Гаретта не было в комнате? Но что толку сожалеть сейчас о случившемся. У нее тревожно забилось сердце, когда она поймала на себе пронзительный, изучающий взгляд графа. Она боялась поднять глаза и встретиться с ним взглядом.
В последней отчаянной надежде избежать его расспросов она подхватила с пола грязные бинты, которые только что сменила, и направилась к двери.
Резкий окрик Гаретта остановил ее.
— Бросьте их.
— Но я должна замочить…
— Потом, — отрезал он. — Сейчас вы пойдете со мной. Нам необходимо поговорить.
Она могла бы отказаться, настоять на том, что ей необходимо оставаться возле раненого. Но это значило бы просто продлить ее мучения. Если Гаретт желает поговорить, он найдет способ добиться того, чего хочет. Пусть уж он допросит ее, и дело с концом.
Тем не менее, когда Гаретт ввел ее в свой кабинет, девушка никак не могла унять бешено стучащее сердце. «Что я могу рассказать Гаретту о своей семье так, чтобы не слишком врать и не сказать чересчур много?» — мучительно думала она, когда граф сопровождал ее до кресла. Он указал на него вежливым жестом, предложив сесть.
Однако девушка продолжала стоять, не желая давать ему каких-либо новых преимуществ. В конце концов, и так все козыри были у него в руках.
И он, без сомнения, отлично понимал это. Его потемневший, сердитый взгляд, словно пронзающий ее насквозь, вызывал у Мэриан неприятные ощущения внутри, она чувствовала, как кружится голова и подкашиваются ноги.