— В самом деле, — сказала она, пытаясь улыбнуться, — леди Мэриан была болезненно стыдлива.
— Вы знали ее? — спросил Гаретт, сверля ее взглядом.
— Конечно. Я ведь говорила, что знала ее родителей.
— Почему же вы даже не упомянули о ней раньше?
Она сделала неопределенный жест рукой.
— С чего бы я стала упоминать о ней? Я знала ее очень плохо. Она все время проводила в своих комнатах, почти ни с кем не разговаривала. Да и встречались мы крайне редко. Неудивительно, что она покончила с собой, — продолжала Мина возбужденно. — Она постоянно падала в обмороки при малейших признаках насилия. Она не могла переносить вида крови. Могу себе представить, в каком ужасе она была, когда услышала об аресте отца.
Хэмпден презрительно фыркнул.
— Это самое глупое, что можно было придумать в ее положении. Яркий пример малодушия наших придворных дам. Уверен, что никогда бы не увидел вас, мадам, бросающейся в воды Темзы при подобных обстоятельствах. Готов побиться об заклад, что такое вам не могло бы даже прийти в голову.
— Только не Мине, — насмешливо заметил Гаретт.
Она почувствовала огромное облегчение, когда, взглянув на графа, не заметила и тени подозрения на его лице. Благодаря нарисованному Хэмпденом образу, для которого она также не пожалела красок и который ни в малой степени не соответствовал оригиналу, она сумела на этот раз не дать Гаретту докопаться до правды. Но как долго сможет она вот так идти по самому острию лезвия?
Хэмпден между тем уже рассказывал о новых королевских любовницах, а Гаретт в ответ отпускал язвительные и весьма непристойные замечания. Мэриан слушала их, и с каждым сказанным ими словом тревога все более овладевала ее сердцем. Их разговор подтвердил то, что она уже раньше поняла из рассказов об их изгнании. Они оба хорошо знали Его Величество, слишком хорошо!
И теперь она еще более ясно, чем прежде, поняла, как важно сохранить в тайне от Гаретта ее настоящее имя. Он ни за что не должен узнать, кто она такая. Ведь теперь, очевидно, он верит в виновность ее отца и так же легко может поверить сплетням о ее участии в этом покушении. Если он когда-нибудь узнает, кто она такая, то тут же под конвоем отправит ее к королю, в этом сомневаться уже не приходилось.
Мэриан с силой скомкала в руках салфетку.
Он не должен узнать. Не важно, чего это будет ей стоить, но она должна сохранить в тайне свое имя.
— Где же твоя прекрасная пленница? — спросил Хэмпден, когда они с Гареттом стояли у входа в Фолкхэм-хауз. — Разве она не хочет со мной проститься?
— Мины не было сегодня всю ночь, ее позвали к жене одного моего арендатора, которая должна была родить, — небрежно отвечал Гаретт. Его неимоверно раздражала насмешливая улыбка, не сходившая с лица его друга.
Грум подвел к Хэмпдену его гнедого жеребца, и маркиз ласково похлопал коня по шее.
— Позвали к жене арендатора? Какое у тебя мягкое сердце! Но так жаль, что ее здесь нет. Я мечтал о том, чтобы сорвать с ее губ прощальный поцелуй!
Только огромным усилием воли смог Гаретт сохранить на своем лице невозмутимое выражение.
— Тогда слава Богу, что ее здесь нет. По крайней мере мне не пришлось бы спасать ее от твоих дурных манер.
Хэмпден выразительно фыркнул, показывая Гаретту, что он думает на самом деле по этому поводу.
— Дурные манеры! Вот еще! Да вовсе не мои манеры так беспокоят тебя, и ты сам об этом отлично знаешь. Просто тебе невыносима мысль, что она привлекает меня, а я — ее.
— Ну, тебя привлекают почти все хорошенькие женщины, которые оказываются на твоем пути, — отвечал Гаретт с мрачным сарказмом.
Хэмпден только усмехнулся.
— Возможно. Но твоя прелестная голубка и в самом деле чрезвычайно заинтриговала меня!
Гаретт понимал, что старый друг просто дразнит его. И все же ему стоило большого труда сдержаться и не отправить его немедленно в Лондон, дав хорошего пинка пониже спины.
Хэмпден, видимо, правильно истолковал мрачное молчание Фолкхэма.
— Ну подумай сам, как же я мог не заинтересоваться женщиной, способной вызвать в тебе такую ярость… и так завладеть твоими помыслами. Ведь до сих пор ты был занят только своими планами мщения, чтобы всерьез увлечься какой-либо женщиной.
Видимо, Гаретт уже был сыт по горло ехидными замечаниями друга. Не в силах сдерживать далее свое раздражение, он резко ответил:
— Если ты намерен дожидаться от меня объяснений по поводу моих поступков и желаний, то можешь сейчас же убираться в Лондон. Насколько серьезен мой интерес к Мине — не твоего ума дело, черт тебя возьми!
Однако, увидев широкую ухмылку Хэмпдена, Гаретт понял, что своими словами лишь подтвердил, насколько прав его друг, и чуть насмешливо улыбнулся.
— А кроме того, если ты думаешь, что, вызвав мою ревность, заставишь меня помучиться, то глубоко в этом заблуждаешься.
— Почему же? — с живым интересом спросил Хэмпден.
— По двум причинам. Во-первых, я знаю, что ты флиртовал с ней только из-за того, что хотел задеть меня, а вовсе не потому, что и в самом деле она так уж тебе нравится.
Хэмпден внезапно стал совершенно серьезен.
— И какая же вторая причина? — спросил он.
Глаза Гаретта внимательно изучали лицо его друга. Увидев на нем лишь выражение неподдельного интереса, он решился открыть правду.
— Как бы меня ни раздражали твои попытки привлечь к себе ее внимание, это ничто по сравнению с теми муками, которые я испытываю, живя с ней под одной крышей, встречаясь каждый день и не имея возможности дотронуться до нее хотя бы пальцем.