Любовь срывает маски - Страница 42

— Но, милорд… почему? — пробормотал он, однако под пристальным взглядом хозяина внезапно побагровел и отвел глаза.

— Я не намерен поощрять лжецов, — спокойно ответил Гаретт. — Простой фермер не носит с собой шпаги, да и зачем было скрывать, что ты когда-то служил солдатом.

На какой-то короткий миг лицо Эштона преобразилось, словно с него сорвали маску. В его глазах вспыхнула и погасла ненависть загнанного в угол зверя.

— Милорд, я… я не был уверен, что вы примете меня на работу, если я признаюсь, что был когда-то солдатом. Вояки ведь редко бывают хорошими фермерами. Но если вы оставите меня, то можете обнаружить, что это выгодно — иметь на своей стороне верного вам солдата.

Гаретт улыбнулся, хотя его глаза по-прежнему излучали зимнюю стужу.

— Возможно, это так. Но только мне не нужны солдаты-лжецы!

На этот раз Эштон побледнел, однако, казалось, не хотел замечать прямого оскорбления.

— Ваша светлость увидит, что моя преданность…

— Преданность кому? — мрачно перебил его Гаретт. — Вот ключевой вопрос. Нет. Я уверен, для нас обоих будет лучшим выходом, если ты покинешь мое поместье, прежде чем твоя «преданность» не поставит под удар меня и моих людей и не заставит меня принять более действенные меры.

Явная угроза, прозвучавшая в тоне графа, заставила Эштона вновь побагроветь, однако в ответ он лишь слегка поклонился, показывая тем самым, что принимает решение хозяина. Затем, резко развернувшись на каблуках, зашагал по направлению к Лидгейту, напряженный, весь дрожа от едва сдерживаемого гнева.

Фермер с презрением смотрел ему вслед.

— Помяните мои слова, милорд. Вы не пожалеете, что избавились от него. Это тот еще мерзавец, несмотря на все его речи.

Однако Гаретт мрачно покачал головой.

— Настоящий мерзавец тот, кто послал его. И этот человек заплатит мне, как только я смогу доказать его вину.

Внезапно они услышали, как тот, которого они посчитали мертвым, издал слабый стон. Гаретт мгновенно нагнулся и увидел, что у раненого чуть дрогнули веки.

— Это бесполезно, — едва слышно пробормотал он, — совершенно… бесполезно.

Гаретт опустился около него на колени и приподнял голову.

— Что «бесполезно»? — спросил он, но тот уже снова потерял сознание.

— Может, этот малый еще и выживет, — заметил фермер. — Если вам удастся выжать из него признание, то выведете на чистую воду и его хозяина.

Гаретт кивнул, внимательно осматривая раненого. Сказать сейчас, насколько тяжелы его раны, было сложно, он весь был залит кровью. Но если бы удалось спасти ему жизнь, он наверняка охотно бы рассказал все, что знает, в обмен на снисходительность и заботу тех, кто должен его наказать.

— Я знаю, кто мог бы спасти этого парня, — вслух сказал граф, быстро вставая. — Устрой его поудобнее, как только можешь. А я привезу цыганку-целительницу.

Фермер одобрительно кивнул.

— Если вы имеете в виду Мину, то это хороший выбор. Уж если она не вытащит его с того света, то никому другому это не под силу. Она не может видеть равнодушно, как кто-нибудь страдает. Мерзавец то или нет.

Садясь на лошадь, Гаретт раздумывал нал словами фермера. У Мины и в самом деле было доброе сердце. И девушке уж точно бы не понравилось его намерение сохранить жизнь человеку только для того, чтобы выудить из того признание. А потому будет лучше, если она ничего не узнает о его планах, не то еще, чего доброго, откажется помогать ему.

Поглощенный этими мыслями, Гаретт несся бешеным галопом по направлению к Фолкхэм-хаузу, а затем — к лесу. Мина считает, что он до сих пор не знает, где они живут, но он давно выяснил это. В то утро, после встречи в саду, он незаметно следовал за ней до самого их дома. И теперь он с мрачной решимостью направлялся к опушке леса, где стоял их фургон. Конечно, Мина вполне может отказаться ехать с ним, однако он очень рассчитывал на то, что ее доброе сердце в конце концов возьмет верх над недоверием и подозрительностью.

Добравшись до места, он вначале никого не увидел. Костер на поляне почти погас, светились лишь тлеющие угольки. И котелок, свисающий с изогнутого железного прута над костром, был пуст. Граф спешился, внимательно оглядываясь вокруг. А затем он услышал громкие голоса из-за фургона. Направившись туда, Гаретт обнаружил Уилла и Тамару, они стояли лицом друг к другу и яростно сверкали глазами, словно пес и медведь на медвежьей охоте, с той только разницей, что вместо клыков и когтей они пользовались словами.

— Что-то ты слишком дерешь нос для цыганки! — кричал Уилл.

— А ты, любезный, для слуги благородного джентльмена слишком напоминаешь своими повадками вора! — был мгновенный ответ. — Неужто у тебя нет своих обязанностей еще где-нибудь. Я не желаю видеть тебя здесь!

Гаретт заметил, что губы у Тамары покраснели, а волосы растрепаны.

— По-видимому, Уилл находит более увлекательным заниматься тобой, нежели своими прямыми обязанностями, — сухо заметил он, насмешливо наблюдая, как обе враждующих стороны едва не подпрыгнули от неожиданности при звуке его голоса. Затем, увидев, что полностью завладел их вниманием, Гаретт продолжил: — В действительности я бы не стал прерывать столь занимательную беседу, но вы мне нужны.

Мгновенная оборонительная реакция Тамары не могла скрыть от Гаретта, как покраснело от смущения ее лицо.

— Уж не хотите ли вы присоединиться к своему лакею, чтобы напасть на меня, милорд? — вызывающе спросила она, бросив в сторону Уилла уничтожающе-презрительный взгляд.